Петр Петров
Спасибо от Разулы
Откуда приходит к нам мысль, и как она в нас проявляется
Мюльфорд признает, и я не далек от того, чтобы признать, что только самые сильные, самые развитые люди, те, которых, признано, называют гениями, производят свою собственную мысль. Все другие получают ее, вбирают в себя и отсылают ее такой, какой ее получили, или же более или менее преобразуют ее, наложивши на нее отпечаток своей личности. С некоторой точки зрения люди подобны отражающему зеркалу, окрашенному в особый оттенок: «Свет, отражающийся в нем, прибавляет он: отсылает лучи цвета зеркала. Свет – это ум, а рефлектор изображается индивидуумом, который служит посредником. Всякое масло ламп происходит от одного и того же источника, а счет каждой из них может быть окрашен различно, смотря по шару, их облекающему. Таким же образом, в одной и той же серии индивидуумов, каждый из них снабжен одинаковы умом и каждый отражает свет, согласно призмы своей индивидуальности.
Мы становимся творцами, поглощая чей-нибудь ум, чью-нибудь мысль и придавая ему своеобразный отпечаток. Когда вы смотрите и любуетесь на способ игры артиста, вы поглощаете его мысль, но вы не будете простым подражателем его игры, ибо его мысль соединяется с вашей. Происходит действительный химический процесс невидимых элементов: соединение его и вашей мысли, откуда получается образование нового элемента, а именно: ваша своеобразная мысль. Чем чище будет ваша мысль и ваше намерение, чем менее эгоистичен будет ваш проект, тем быстрее произойдет соединение и тем своеобразнее и поразительнее будет ваша мысль. Таково происхождение мыслей. Качества справедливости и альтруизма суть элементы и научные факторы этого происхождения.
«Ум эгоиста довольствуется тем, что он заимствует. Он присваивает себе чужую мысль, никогда не желая признать законного автора ее, и остается всегда заемщиком»…
Если это так, то истинные мыслители, то есть те, которые рождают свою собственную мысль, или, по крайней мере, известное число новых и своеобразных мыслей, должны быть очень редки; и чтобы найти их, не надо искать их среди литераторов и ученых; ибо многие из них, говорит предшествующий автор, - ничто иное, как «библиотечные крысы», живущие мыслью других.
Каково бы ни было ее происхождение, но если какая-нибудь мысль продолжительное время колебала наш мозг, она от сношения с нашими другими мыслями укрепляется и развивается; и все они движутся; влияют одна на другую, прибавляются, совокупляются и сообщаются вне нас, привлекая к себе посторонние мысли одной и той же природы и отталкивая от себя мысли противной природы.
Прилагаемый рисунок, грубо изображающий «ору» (атмосферу мысли), облекающую человеческое тело, дает нам понять посредством направления стрел, что мы постоянно получаем и отталкиваем мысли в виде лучей или волн, которые не лишены сходства с световыми волнами.
«Наши мысли действуют на нас самих».
«Mens agitat molem», говорит нам старая латинская пословица, она переводится такими словами: «ум двигает материю». Здесь, ум – это мыслящее «Я», это – «душа», это – «существо мысленное».
Очевидно, что наше физическое тело одушевлено мыслью, которая есть движущаяся сила воли, и что эта мысль или сила воли приходит к нам из мысленного тела. Это она движет наши мускулы и управляет всеми функциями жизненных отношений. Вот примеры сказанного:
- Когда мы собираемся поднять тяжесть, то направляем к той руке, которая должна исполнить эту функцию, такое количество силы, какое считаем необходимым для этого. Если тяжесть, скажем хоть ваза, которую мы считаем наполненной водой, была пуста, то, стало быть, мы послали слишком много силы и тогда мы неожиданно поднимаем вазу гораздо выше границы, определенной для ее поднятия. Если же, наоборот, эта ваза, считающаяся нами пустой, была полна, а мы послали силу достаточную только для поднятия пустой вазы, то мы наталкиваемся на минутную невозможность.
Подобное же явление происходит и в следующем случае:
- Если, приподнимая тяжесть, - требующую выделения количества силы, почти равного тому количеству, которое мы способны нормально пустить в обращение, - мы испугаемся, или даже развлечемся хотя бы чьим-нибудь разговором, который слушаем, то часть нашей силы отвлечется к предмету. Обратившему на себя наше внимание, и эта мысль унесет с собою настолько большое количество силы, что мы не будем более в состоянии поднять предмет. Если же, наоборот, в минуту опасности, Например, мы быстро можем сосредоточить все наши мысли на одной только мысли поднять, перенести драгоценную тяжесть, которую мы, в нормальном состоянии, с трудом переставляем, то тогда мы удесятеряем нашу энергию и переносим тяжесть, не думая о том, что вес ее гораздо выше наших обыкновенных сил.
Трудная или продолжительная работа, исполняемая вами охотно, легко кончается; между тем, если во время этой работы мы скучаем, думаем о чем-нибудь другом, то часть нашей силы отвлекается, а та, которая остается в распоряжении физического тела, уже недостаточна более для исоплнения нашей задачи при благоприятных условиях; и мы тогда употребляем на нее не только больше времени, но даже и бесполезно устаем.
То, что делается, должно быть сделано со смыслом, спокойно, с настойчивостью; и никогда не должно стремиться делать два дела сразу, как бы ни ничтожно было каждое из них, ибо при этом мысль и сила рассеиваются и ни то, ни другое дело не исполняется хорошо. Мюльфорд, который не всегда был богат, дает нам личный пример того, как должно работать.
«В моей молодости, говорит он, в первый раз, как я копал мотыгою золотоносную местность в Калифорнии, один старый рудокоп сказал мне: «Молодой человек, вы причиняете себе слишком много вреда, вам следовало бы вложить больше смысла в вашу мотыгу».
«Размышляя по поводу этого замечания, я нашел, что моя работа требовала содействия ума и мускулов: ума для того, чтобы управлять мускулами; ума – для того, чтобы ставить лопату на такое место, где бы она могла поднять как можно больше земли с малейшею тратой силы; ума – для того, чтобы бросать лопату земли за ров; а бесконечно малые частицы, если можно так выразиться, для движения каждого мускула во время этой работы. Я находил, что чем больше я вкладывал мысли в лопату, тем лучше я мог копать, и тем больше работа эта становилась для меня игрою, и тем дольше я мог ее продолжать. Я находил, что, как только моя мысль начинала блуждать вокруг других предметов, каковы бы они ни были, то я тотчас же испытывал меньше удовольствия в работе, и затем она становилась для меня скучной».
«Каждая мысль есть вещь, составленная из невидимых сущностей. Действие мысли расходует некоторую сумму силы тела. Вы тратте эти силу даже в минуты вашего безделья»…
Чтобы исполнить самое большое количество работы с наивозможно меньшею тратою сил, необходимо, значит, постоянно направлять свою мысль к намеченной цели, - «думать только о том, что делаешь» - ибо, бесполезно тратя мысль, растрачивают свою силу, бесполезно утомляются, а всякое утомление есть начало болезни. Нужно всегда помнить, что нравственное здоровье сопутствует здоровью физическому и что хорошее состояние первого укрепляет почти всегда немедленно хорошее состояние второго. Когда оба эти состояния находятся в полном равновесии, мы доставляем самое большое количество хорошо исполненной работы, и исполняется она с большим удовольствием. Мы можем заметить, что люди злословящие, недовольные, завистливые, угрюмые, сварливые. Так же, как и злые, в каком бы то ни было виде, а равно и люди мрачные, грустные и замкнутые в самих себя никогда почти не бывают здоровы, потому что их ум болен, отравлен их дурными мыслями, и это отравление передается физическому телу, которое, в свою очередь, также заболевает.
Вот таким-то образом, восходя от действия к причинам, бывают принуждены признать вместе с врачами-алхимиками и философами-герметиками конца средних веков, что множество болезней тела суть не что иное, как болезни ума, против которых все физические лечения должны почти роковым образом оказаться бездейственными.
«Сильная страсть, которой отдаются, - говорит Элифас Леви, - соответствует всегда сильной болезни, которую себе готовят; и когда эта последняя обнаруживается, для исцеления ее необходимо надлежащим образом позаботиться о своей нравственности».
Если мы, полные надежды, думаем только о том, чтобы быть добрыми, доверчивыми, мужественными, мы привлекаем к себе добрые влияния, Витающие неопределенными вокруг нас, наше созерцание становится более уверенным и более могущественным; и укрепляя этим наше физическое здоровье в весьма широких размерах, мы готовим себе успех в делах и упрочиваем наше счастье. Но, если печальные, недоверчивые. Боязливые, завистливые, злые, мы даем место только мыслям отчаяния, ненависти и мести, мы привлекаем к себе дурные влияния, которые делают нас больными, приготовляют наше разорение и, роковым образом, ведут нас к несчастью.
В этом последнем случае, покой часто бежит от нас как днем, так и ночью; ничто нас не развлекает, ничто нас не занимает, и мы нигде не находим спокойствия. Мозг получает постоянно из атмосферы мысли нас окружающие, побуждения думать об одних и тех же вещах, и эти мысли, изложенные в формы, отсылаются снова туда, откуда они пришли, чтобы и еще раз возвратиться к нам; таким образом, мы как бы постоянно вертимся в одном и том же порочном кругу, не имея силы выйти из него.
Продолжительность «жизни» мыслей, отдельно взятых, без сомнения, весьма ограничена; но, если старые мысли ослабевают и исчезают, то они беспрестанно заменяются новыми такой же природы, полными силы и энергии, которые беспрерывно поддерживают состояние души на его обычном уровне и даже заставляют его выходить из пределов.
Тогда получается в какой-нибудь форме наваждение, одержание бесом, навязчивые идеи, состав которой, таким образом, легко понять. Мозг, находясь беспрестанно в деятельности, является то приемщиком мысли, ему являющейся, то производителем мысли, которую он преобразует. Тогда происходит, как в электрической окружности, настоящий ток мысленной материи, ищущей от атмосферы мысли к мозгу и от мозга к атмосфере мысли, таким образом, как объясняется на этом рисунке.
Если бы мы могли видеть глазами мысленного или даже астрального плана, то наши ближние показались бы нам как принимающие и постоянно отсылающие во все направления силы, в виде светоносных лучей, как мы видели на предыдущем рисунке; мы увидели бы также, что атмосфера мысли и мозг служат местопребыванием деятельных соединений, где мысли, не вполне схожие между собой, сливаются, проникают одна в другую, спутываются, смешиваются для того, чтобы образовать новые оригинальные мысли, Которые затем отсылаются с отпечатком, с окраской каждой отдельной личности.
Лучи «человека доброго» представились бы нам светлого оттенка, приятного вида; лучи же «человека злого» были бы более мрачного оттенка; они показались бы нам темными, тяжелыми и произвели бы на нас более или менее неприятное впечатление.
Мы также увидели бы, что среди последних некоторые представляют особенный вид.
Светоносные лучи, их окружающие, кажутся еще более мрачными, более тяжелыми, как бы образованными из более грубой материи; ибо у них есть склонность опускаться, как у тяжелого тела, вниз таким образом, что излученные на известном расстоянии перпендикулярно к физическому телу, они снова падают; и затем, прижатые одни к другим, составляют настоящую оболочку, почти непроницаемую для влияния среды, в которой они находятся. Сумасшедшие, маньяки, скряги, завистники, бесноватые и все те, которые поглощены мыслями ненависти и мести, долго продолжающимися, все они находятся в таком состоянии. Они не только замкнуты в самих себе, живя лишь этими мыслями и только для них, но им почти невозможно понять, что бы то ни было, находящееся за пределами их мании или их idee fixe. Можно сказать, что они заперты, закупорены в особую оболочку, что превосходно оправдывает следующее тривиальное, но справедливое выражение, которое можно к ним применить: «t’en as une couche!» (В этом твое ложе!)
Оккультисты и теософы, которым весьма хорошо известна эта оболочка, определяют ее под характерным названием «скорлупы». Следующий рисунок дает весьма ясное понятие о положении несчастного «заключенного», который, таким образом, более или менее совершенно отделился от мысленного мира, его окружающего.
Леадбеатер описывает эту скорлупу таким образом:
«Скорлупа образуется из огромной массы мыслей, сосредоточенных в самих себе, в которых обыкновенный человек вяз таким несчастным образом.
Во время своего сна этот человек, обыкновенно, держится одного и того же рода мыслей, которые занимали его в продолжение дня, и тотчас он обносит себя такою плотною стеною своего собственного производства, что не может практически узнать ничего того, что происходит вне его. Иногда, но весьма редко, какое-нибудь сильное побуждение извне или же какое-нибудь сильное желание, образовавшееся в глубине души, может на один момент полуоткрыть эту завесу мрака и допустить его принять какое-нибудь хорошо определенное впечатление; но туман снова образуется вокруг него, и он снова принимается думать несвязным образом. Однако же, очевидно, что эта скорлупа может быть разбита, благодаря различным методам».
Мы действуем одни на других. – Получаемая нами мысль является к нам извне в виде волнистых движений; она родилась в одном из нескольких мозгов, раньше «подумавших». Эти движения ощущаются нашей нервной системой и передаются нашему мозгу, который приходит в сотрясение и воспроизводит, в некотором роде автоматически, ту же мысль. Эта чужая мысль совокупляется с нашей и приводит в сотрясение нашу астральную материю; а эти сотрясения передают в пространство, посредством волнения, движение новой мысли, более или менее своеобразной и облеченной, как я это сказал раньше, отпечатком нашей индивидуальности, личности.
Можно сказать, что пространство наполнено впечатлениями, желаниями, намерениями, даже проектами, хорошими или плохими, которые движутся по всем направлениям и которые мы притягиваем к себе или отталкиваем в силу этого закона сходства и средства, который я формулировал бы так: «мысли одной и той же природы притягиваются; мысли же противной природы отталкиваются».
Итак, существует обмен мыслей от других к нам и от нас к другим, таким образом, что беспрестанно, как днем, так и ночью; во время сна даже лучше, чем во время бодрствования, мы получаем и отсылаем влияния, которые нас образовывают, нас изменяют и мало-помалу приобретают наш образ мыслей. Это указывает на то, что мы, благодаря являющимся к нам извне возбуждениям, становимся, в конце концов, тем, что мы есть: хорошими или дурными, счастливыми или несчастными.
Счастье не есть милость неба, и несчастье не кара его; но первое условие есть только видимый знак сильной и высокой личности, тогда ка второе условие есть признак слабой и низшей индивидуальности. Признаем же, что мы сами устраиваем нашу собственную судьбу, ибо природа подчиняется нам, если мы умеем господствовать над нею; она – верный слуга нашего желания, она следует движению, которое мы ей сообщаем и делает все то, что мы хотим, чтобы она делала. Если мы хотим быть энергичными, мы берем у нее «мужество»; тогда как постоянно возбужденные страстями, если мы не имеем никакой энергии сопротивляться им, мы, роковым образом, становимся игрушкой сил, нас окружающих.
Стало быть, следует только сказать самому себе: «я хочу делать то-то, я хочу стать тем-то», и повторять это себе с энергией и с настойчивостью, достаточными для того, чтобы привлечь к себе полезные влияния и оттолкнуть другие, противные первым. Средство для этого находится в мысли, сообразно направленной силой воли. «Мысль, - говорит Аткинсон, - играет в жизни человеческой решительную роль. Она всегда действует вокруг индивидуума. Она есть нить, связывающая его с ему подобными и на которую нанизывается все окружающие энергии, чтобы на ней смешаться и слиться в один общий поток».
Прежде, чем приступить к изучению практических средств, которые помогут вам пользоваться мыслью по желанным образцам, хорошо указать еще на несколько фактов, доказывающих, что на расстояниях более или менее значительных мы действуем один на другого гораздо сильнее, чем об этом обыкновенно думают.
Безусловно очевидно, что два индивидуума, встретившиеся один с другим, обоюдно производят друг н друга хорошее или дурное впечатление, которое вызывает в каждом из них доверие или недоверие, симпатию или антипатию.
Когда эти чувства хорошо определены, мы можем заметить, что около симпатичного человека, особенно если он развитее нас, мы не только чувствуем себя хорошо, но мы чувствуем себя умней, лучше, и иногда честней; между тем, если мы принуждены оставаться в обществе антипатичного индивидуума, мы чувствуем себя менее умными, менее хорошими и, может быть, даже менее честными.
Действие, которое индивидуумы производят одни на других, не бывает одно и то же при всех обстоятельствах. Смешивая физическое действие с действием психическим, которые, впрочем, весьма трудно отделяются одно от другого, Дю-Потэ выражается таким образом в своей «Магнетической терапевтике»:
«Есть существа, которые, находясь возле вас, высасывают вас, поглощают ваши силы и вашу жизнь; род бессознательных вампиров, живущих за ваш счет. Находясь возле них, в сфере их деятельности, вы испытываете тягость, стеснение, происходящие от их злотворного действия и производящие в вас неизъяснимое чувство; вы испытываете потребность бежать и удалиться; но эти люди имеют обратное стремление; они все ближе и ближе приближаются к вам, крепче сжимают вас, спаиваются с вами, чтобы высасывать из вас то, что им нужно для жизни…
Другие, наоборот, приносят с собою жизнь и здоровье. Повсюду, где они пребывают, проявляется и блещет веселье, чувствуется хорошо в их присутствии; беседа с ними нравится, ее ищут; любят держать их руку, опираться на нее; их сияние имеет что-то бальзамическое; что-то чарует вас, магнетизирует помимо даже вашего желания. Легко принимается их образ мыслей, их мнения, даже не сознавая почему, и всегда с сожалением смотрят, когда они удаляются».
Мы все знаем, что пример заразителен. Веселье передается как и печаль, добродетель – как и порок, здоровье – как и болезнь. Народное мнение оправдывает, впрочем, эту истину пословицей: «Скажи, с кем ты знаком, а я скажу тебе, кто ты таков».
Не только пример, мысль даже и образ жизни, как и все то, что составляет нравственное существо индивидуума, привлекает из окружающей среды мысли, и даже образ жизни, аналогичные с мыслями и образом жизни индивидуумов того же мысленного развития, часто посещающих эту среду.
Это сношение происходит даже без всякого с нашей стороны сознания. Так, например, если мы, страдая глубокой меланхолией, проникаем в среду, где все дышит радостью и довольством, то мы быстро становимся веселыми. Обратное производится всегда аналогичным образом только при противоположных условиях.
В театре актер, хорошо проникнутый своей ролью, воображая себя действительным героем, которого он изображает, вызывает удивление, страх или ужас среди зрителей. Эти последние волнуются, смеются или плачут, хотя они хорошо знают, что зрелище, находящееся перед их глазами, есть только плод человеческого воображения.
Как в нравственном, так и в физическом отношении более сильный имеет всегда влияние на более слабого, и этот последний часто бывает счастлив встать под защиту первого.
Действия, имеющие причиной передачи этого рода, бесчисленны. Достаточно наблюдать самого себя и наблюдать других, изучать природу ощущений, которые испытываются при различных обстоятельствах жизни, чтобы вскоре получить безусловную уверенность в том, что самое большое число явлений, так неточно приписываемых случаю, обязаны своим происхождением только одной единственной причине: «взаимному влиянию, которое индивидуумы производят сознательно или бессознательно один на другого».
Если мысли, впечатления, образ жизни одного индивидуума образуют атмосферу мысли, центр действия вокруг него, как я сказал это выше, то в силу тех же самых законов, вокруг скопления или целой группы индивидуумов должна образоваться атмосфера мысли, средоточие действий, еще более обширные, еще более могущественные. Это средоточие действий очевидно для всякого. Мюльфорд, наблюдавший действия его, выражается таким образом по поводу этого:
«Имея такое огромное количество невидимых элементов вокруг себя, продолжает он: является необходимость сгруппировывать вместе индивидуумов, естественно, с чистыми стремлениями, которые бы часто собирались вместе и порождали бы своей беседой или молчаливым исповеданием более чистое течение мысли. Чем более достигнут они подобным содействием, тем более каждый член группы приобретет силы, чтобы защищать себя как во время бодрствования, так и ночью, от неблагоприятных нападений и губительных окружающих влияний. Вы, таким образом, устраиваете цепь, которая связывает нас с самой высокой, с самой чистой и с самой могущественной духовной областью.
Течение, пущенное в оборот небольшим, хорошо соединенным и всегда согласным кружком индивидуумов, имеет неоценимое значение. Это – самая могущественная мысль; это – часть мысли и силы умных; могущественные и доброжелательные умы будут привлечены к вашей группе и явятся к вам на помощь, как только у вас явится подобное желание. Это течение очистит ваш ум, даст вам силу разрушить болезнь и внушит вам идеи и планы, лишь только вы обнаружите желание… Образование чистых и благородных мыслей, изложенных сообща; искание истины, желание всемирного блага очищают ум, увеличивают энергию, предохраняют от заблуждений и камней преткновения, улучшают здоровье и сообщают могущество, которое привлекает все материальные блага».
В то время, как неограниченно царствовала вера, - христианство, так дивно организованное, нашло в группе индивидуумов, соединенных одной и той же мыслью, достаточно силы не только для того, чтобы победить мир, но и для того, Чтобы поднять умственный и нравственный уровень человечества, чтобы дать надежду на лучшее будущее; и этой надеждой, которую оно влагало в сердце, увеличить счастье каждого.
